ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
Спуск

О, серая ширь кругозора!
О, горький ветер равнинный!
Лети во дворец Клингзора,
Ты, горестный, ты, пустынный,
Утишь колдовскую вьюгу,
Охрану гор разорви,
Пропой изменившему другу
О верности и любви!

    * * *

Еще до рассвета их вывели трое
Из каменного лабиринта дорог:
Потока бурлящего ложе сырое
Открылось в глубокой лощине у ног,
Уже, будто сон, погрузилось в забвенье
Ушедших водителей благословенье,
И ширится только, звуча, как струна,
По мускулам радостным жар от вина.

Но радости нет в этом каменном спуске!
В одеждах изорванных все, как один,
Тропой пешеходов, кремнистой и узкой,
За паладином бредет паладин.
Голод вернулся. Хоть черствого хлеба!..
В холодном предрассветном луче
Идет впереди, как вождь, королева
В серебряной робе и синем плаще.
С ней рядом спешит, невзирая на рану,
Телохранитель, друг и охрана,
Опора на жизненном рубеже -
Высокий и молчаливый Рожэ.

Немало изведали эти седины:
Когда-то у Тирских разрушенных врат
Он дрался без страха с самим Саладином
Под знаменем Конрада Монферрат;
Он помнит, как рухнул под шквалом неверных
Твердыня храмовников - замок Сафэд...
Он видел - в чередовании мерном
Дни смерти и громоносных побед;
Он слышал морей многошумную синь,
Он видел руины под солнцем пустынь.
И с именем Агнессы Прованской -
Далекой, прекраснейшей из принцесс -
Летел он на штурм твердынь мусульманских
С копьем, пламенеющим наперевес.

Но годы промчались - и, с узкой короной,
Сквозь волны органные и фимиам,
Взошла по ступеням Бургундского трона
Агнесса, прекраснейшая из дам.
И нежная, как голубиные крылья,
Скрестилась под брачною епитрахилью,
Ненарушимую верность суля,
Рука королевы с рукой короля.

Но рыцарю оставался неведом
Зов сердца к измене и к праздным победам;
И вновь, выходя на сраженье с другими,
Опять, как и в годы крылатые те -
Агнессы Бургундской высокое имя
Он нес, как мечту, на бесстрастном щите.
Спокойствием прямодушного взора, -
В нем ясность светилась и простота,
Смягчалась отрывистость разговора
И твердые складки сурового рта.
Сорвавшийся камень сквозь хлопья бурана
Разбил ему руку. Но жгучую рану
Забыв, он торопится, воска бледней,
За бедною госпожою своей.

Уже им становится видно, как тучи,
Скрывая сырые, лесные холмы,
По голым полям, по изгибам и кручам
Растягиваются обрывками тьмы.
И там, где их полог ветрами распорот,
Чуть брезжут в неразличимой дали
Церковные шпили, аббатство и город -
Урочища старой Бургундской земли.
А прямо внизу, между пятнами снега,
Покачивает у знакомого брега
Седая стремительная река
Ладью перевозчика-старика.

О влажный, о сумрачный ветер равнины!
Как странно, как горестно слушать тебя!
Невольно замедлили шаг паладины,
Рукой исхудавшей усы теребя.
Насыщенный запахом пашен и моря,
Широкий, как небо, сырой, как земля,
Он пел им про яд пораженья и горя,
Про возвращенье - без короля.
И здесь, над равнинами голого леса,
Над горными пастбищами, Агнесса
Чуть слышно коснулась пальцев Рожэ,
Как колоса колос на узкой меже.
- Слушай, вассал! Никому в нашей свите
Слышать нельзя этих горестных слов:
Их мне поведал наш избавитель,
Путь указавши из вечных льдов...
Жаждою жизни и власти томим,
В замок Клингзора ушел Джероним.

Дрогнули тонкие губы Рожэ...
Но королева шептала уже:

- Ныне он спит во дворце у Клингзора,
Страшная участь готова ему:
Видишь, как эти волшебные горы
Стражами оцепили тюрьму?
И возбранил безымянный инок
Войско на помощь вести сквозь леса:
Чары окутают путь, чудеса!
Гибелью кончится поединок!
Только весной, под глубокою тайной,
Чтоб я могла на супруга взглянуть
Дан будет знак мне готовиться в путь
Сонным виденьем иль встречей случайной.
В это таинственное жилище -
(Но не в доспехах и не на коне, -
Странствующим певцом или нищим)
Будешь ты снова сопутствовать мне...
Если захочешь, Рожэ. Но про то,
Ведать не должен больше никто.

Рыцарь взглянул благодарно и строго, -
Солнцем светила любовь ему.

- Что же, моя госпожа, в дорогу,
Как не мой добрый меч я возьму? -

- Нет! Бесполезно и праздно оружье!
Но охранят и выведут нас
Те, без кого под смертною стужей
Мы не увидели б этот час.

Больше ни слова не молвил Рожэ
Своей госпоже.

Долины яснели. Ночь гасла. Туманы
Лиловый рассвет над рекою будил,
Они поднимались, и топкой поляной

К причалу уже перевозчик сходил.