ПЕСНЬ ВТОРАЯ.
Горный страж

Вы, звезды мантии черной!
Закона строгого знаки!
Горят среди ночи горной
Весы в многозвездном мраке.
Но властью молитв - обитель
Смягчает дальнейшие судьбы.
И выйдет только водитель
На суд невидимых судей.

    * * *

Канули в прошлое, вьюгой звеня,
Тридцать четыре блуждающих дня.
Всюду - лишь тихие толпы камней.
Храбрые рыцари - снега бледней.
Первою жертвой погибели жадной
В бездну сорвался Раймонд Беспощадный.

Голод стучит неотступной погоней,
Пали в пути истощенные кони,
Смерть, как орлица, летит по пятам -
Кончено!
Оборвались дороги!
Где Монсальват?
Нагие отроги,
Пропасти нелюдимые там...

Злое ущелье смертного края
Снег вечереющий запорошил...
Понял ли хоть один, умирая,
Что их вожатый - король - совершил?

Поздний разведчик пришел назад.
Кричали долго. Теперь молчат.
Только теснее жмутся, теснее
К тощим кострам из горного мха...
Ночь надвигается, ночь синеет,
Необорима, как меч, и тиха.

Звезды слагают все те же напевы...
Цокнул копытом горный олень...
У потухающих глаз королевы
Мягко ложится черная тень.

Только - откуда?
На Севере дальнем
Небо дрожит багрянцем печальным;
Только - откуда?
По белым хребтам
Смутное зарево плещется там...

И острие невозможной надежды
Вдруг прикоснулось к душе короля.
Сверху кольчуги бархат одежды
Сдвинув плотней и ни с кем не деля
Мысли сверкнувшей, в гулкую ночь
Выше и выше торопится прочь.
Ноги скользят по крутым уступам;
Глыбы, едва пробудясь, сквозь сон
Ухают в пропасти глухо и тупо...
- Выше... Боже! Кто ж это - вон
Сходит с утеса - в плаще, как снег, -
Призрак ли?
Ангел ли?
Человек?

Сердце упало. Вперед, вперед!
Щебень царапает, режет лед,
Но вестник идет - от севера к югу
Оборотясь и подняв ладонь,
Запорошен утихнувшей вьюгой,
Быстр и бесшумен, как белый огонь.

- Склонился к призывам твоим и мольбе
Владычествующий на вершине:
Я послан на помощь - поведать тебе
Дорогу из льдов нерушимых. -

Светла его речь, а медлительный голос,
Протяжный и твердый, спокоен и тих:
Так ветер свистящий в расщелине голой
На миг притихает меж сучьев нагих.

- Но кто ж ты, в горах стерегущий ночами?
На горного духа похож ты очами!..

- Про имя не дам я ответа:
Не принц я, не герцог, не граф,
Но в городе вечного света
Зовут меня Аль-Мутарраф.

Доверься ж охране дозора,
Не трать драгоценных минут:
Пред лик государя Клингзора
Наш путь еще долог и крут.

Как странно: откуда? - арабское имя...
В альпийскую ночь, среди льдов и камней?..
Что судеб избранника неисповедимей?

Теперь отдохнуть у нежданных друзей,
Оттуда проникнуть в край Монсальвата,
Неутолимый призыв утоля...

И, крыльями новой надежды подъята,
Затрепетала душа короля.

- Я бургундский король: по этим вершинам
Блуждая, мы кружим множество дней...
Спасибо тебе! Я велю паладинам
И Агнессе, супруге моей...
Нет!
Властно и дерзко над хаосом горным
Рука поднялась, заграждая путь
Перчаткой серебряной с кружевом черным
На звездных туманов искристую муть.

- Не мнишь ли ты, что слабым детям Бога,
Лишь для забав проникнувшим сюда,
Сердцам младенческим я покажу дорогу
Из снежных уст сторожевого льда?
Со мной пройдешь в столицу только ты -
Избранник ослепительной мечты!

Как! Лишь он не погибнет во мраке и вьюге?.
В сердце зажглась смертная боль:
А королева? Верные слуги?
Вздрогнул от гордого гнева король:

- Нет! Лучше узы снежного плена,
Ночь... Вечная тьма!

- Ты предлагать мне смеешь измену?
Дерзкий бродяга! Меч вынимай! -

И, отступив, он выхватил меч -
Но враг недвижим был, и речь
Прозвучала еще раз:
- Узнай:
В этот час уже смерть каменит их черты,
Их гробницей стал этот край,
Можешь смерти бежать один только ты.
Выбирай!

Но король не сдвигал воспаленного взора.
Ветер выл, леденящ и свистящ,
И лицо становилось бледнее, чем горы,
Чем блестевший под вьюгою плащ.

- Защищайся!
Иль я вонжу острие
В низкое сердце твое! -

И тогда только меч свой, упругий и длинный,
Вынул медленно Аль-Мутарраф:
Будто лунным лучом озарились долины
И остывшие конусы лав,
И грозные срывы природной твердыни,
Подобные замковым рвам...
И рыцари сшиблись в бесплодной пустыне
Подобно разгневанным львам.
Араб налетел, беспощадный и вольный,
Как горный раскованный дух,
На узкой площадке, где места довольно
Для боя смертельного двух;
Со складок плаща за спиной, облетая,
Осыпался снежный налет,
Плащ вьется, крутясь, как орлиная стая,
Спешащая в дикий полет.
Напрасно заносит удары, удары
Над чудным врагом Джероним:
Ответный удар неизбежен, как кара,
Как молния, неотразим.
И смертная жажда свободы и власти
В крови закипает, как стон:
За что ему гибнуть? Чью жизнь или счастье
Окупит погибелью он?..
А там, впереди, после бед и усилий,
Как солнце, влекущая цель:
Престол под охраною ангельских крылий
Над ширью покорных земель!
И, будто услышав в молчанье смятенном
Души раздвоенную речь,
Кладет Мутарраф, точно луч охлажденный,
В ножны остывающий меч.

- Не смею убить тебя, рыцарь! Высоко
Ты правишь дорогу свою:
Венчанного свыше, ведомого роком
В ударе твоем узнаю!

- Ведомого роком... Пустые слова!..
Глянет утро в провалы долин -
Паладины мертвы, королева мертва,
Я один!..

- Так зачем же ты хочешь судьбу разделить
С судьбой недоносков земли?
Кто провидит корону за мглой перемен, -
Не боится темных измен!

О, горечь забвенья любимых, далеких,
Всех, брошенных в жертву холодной мечте!
Душа разрывалась в боренье...
И щеки
Закрыл рукавицей король в темноте.

- Ты прям, ты отважен, ты горд, Джероним,
Назови ж меня братом своим!

- ...Да, ты многое понял, ты прав,
Мудрый Аль-Мутарраф.

- Так в путь же. Спускаясь за мною,
Где тают последние льды,
Взгляни на того, кто земную
Пустыню оденет в сады.

Король отступил. И слова упали,
Жестокие, мертвые, как свинец:

- Не о захватчике ли Парсифале
Ты говоришь, странный гонец?

- О, нет! Ты узришь небывалый простор,
Край орлов над вершинами гор,
Воскресающий Рим, - безудержной волной
К нему роды и роды текут...
Ты забыл обреченных - так следуй за мной
В залу тронную, а не на суд.

И с тлеющим сердцем, томимый, как раной,
Надеждой и смутною болью стыда,
Последовал молча за вестником странным
Король по извилинам хрупкого льда.
И милю за милей, безмолвные двое
Шли мимо потухших костров и костей,
И дикие своры, то лаем, то воем
Их путь провожали по дну пропастей.
Все выше, все уже по кручам неверным
Чуть видимая извивалась тропа,
Где днем пробегают лишь быстрые серны
И еле становится с дрожью стопа.
Все сумрачней делались горные пики, -
Подземною судорогой выгнутый грунт:
То ль ангельские, то ль звериные лики -
Природы окаменевающий бунт.

И близкое зарево, как покрывало,
Уже колыхалось над их головой,
Когда к оголенным камням перевала
Они поднялись в тишине гробовой.
Огромный, базальтом очерченный кратер
За ними угадывал ищущий взор;
Здесь город воздвигнуть один император
Посмел бы стихиям наперекор...
Но что это? Тысячеустое ль пенье,
Играя, теплеющий ветер донес?..

- Посмотри, каким блеском и славой объят
Этот истинный Монсальват!
Нет другого прекрасней под кровом небес,
Его прозвище - Город чудес.

Что это?
Не доходя перевала,
Остановился король, не дыша:
Свет поднимается: белый, то алый
С каменной пропасти, как из ковша;
Ветер навстречу летит и поет,
Влажный, горячий, душистый, как мед;
Озеро света бушует внизу
Под облаками, как солнце в грозу, -
Да: это брызжут лучи, как снопы,
Да: это праздничный рокот толпы.

- Где мы? Чье это пенье?
Чьи это голоса? -

- Это народное восхваленье
Воплощающему чудеса,
Это - к светочу света
зов;
Вслушайся ж в гул
слов!
Но вострубившие медные трубы
Даль в величавое пенье влила,
Переплелись с ним протяжные струны,
Странно-пронзительные колокола...
Волей стальной обуздав тревогу,
Двинулся снова король в дорогу:
Ноги подкашивались, немели, -
- Может ли быть, что напрасен путь,
Может ли быть, что у чудной цели
Опередил меня кто-нибудь?.. -
И, безотчетным страхом томим,
К пенью прислушался Джероним:

- Воссиявший выше гор
радугой,
Радость мира, Клингзор,
радуйся!
Покоривший океан
пламенный,
Обуздавший уздой
каменной,
Единящий валы
розные,
Кто подобен тебе,
грозному?
Под землей ли, с земной
лавою,
На земле ли, с людской
славою;
В небесах ли, где днесь
клирами
Серафимы звенят

               лирами?